Война началась на рассвете…

Сегодня мы предлагаем нашему читателю воспоминания о военных буднях нашего земляка Александра Михайловича Гришина, который последние годы жил в Латвии, но постоянно получал нашу газету «Вешкаймские вести», через которую был в курсе всех событий, происходящих в нашем районе.

Родина его – деревня Паника,Вешкаймского района. Более 50 лет нет родной деревушки, зато возвышается над тем местом в окружении лесов, возвышенностей,полей и лугов памятник Панике,который братья Гришины под руководством и по инициативе Александра Михайловича, на собственные средства водрузили в память о своей малой родине. Александр Михайлович из 1418 дней Великой Отечественной был на передовой 1053 дня. Боевой путь частей артиллерии, в составе которых он воевал, кратчайший по расстоянию (долгий по дням) к Победе: Москва – Вязьма –Смоленск – Варшава — Берлин… А.М.Гришин был награжден двумя орденами Отечественной войны и медалями «За отвагу». «За освобождение Варшавы», «За оборону Москвы», «За взятие Будапешта» и всеми юбилейными. Александра Михайловича, к сожалению, уже нет в живых, но остались его воспоминания, которыми он щедро делился и с газетчиками, и с читателями «районки». Сегодня мы снова обращаемся к его письмам, в которых он рассказывает о Великой Отечественной войне.

НАКАНУНЕ

Когда началась война, мне шёл 22-й год, и в жизни я уже успел кое-что сделать: окончил педагогическое училище, год был не совсем удачным учителем русского языка в сельской школе, а в сентябре 1939 года,года своего двадцатилетия, с достоинством и честью носил звание студента дирижаблестроительного института. Грозные события того месяца круто и грубо заменили его на звание бойца РККА. Это произошло в ноябре того же года. Начало второй мировой войны и наше скромное участие в ней в польских делах вытолкнуло из институтских аудиторий и общежитий мужчин-первокурсников и передало их в распоряжение райвоенкоматов по месту прежнего жительства или рождения. Так после месячной столичной жизни я оказался в родной, тогда ещё полнокровной деревушке Панике, в доме своих родителей. Военкомат размещался в соседнем большом селе Вешкайма. Мои визиты туда обычно заканчивались одним: ждите. И я ждал, мучаясь бездельем. Между Паникой и Вешкаймой – семь километров. Преодолевал я это расстояние простейшим способом – пешком.

Больше месяца жили мы с родителями в ожидании расставанья, и вот оно наступило. В избе на лавках вдоль стен сидим всей семьей,выполняя древний ритуал: присядем и помолчим перед дальней дорогой. Все встали. Я подхожу к матери, целую её лицо. По щекам её текут слёзы, она крестит меня и тихо шепчет: «Спаси тебя господи». Обнимаюсь с братьями Витей, Володей, Костей, а с отцом прощание будет на станции, куда он повезет меня. Выходим из избы, во дворе нас с отцом ждёт лошадь, запряжённая в сани. Помахали друг другу — и в путь. Поздно ночью подъехали к непривычно освещённой станции. До отхода поезда оставалось ещё много времени, зашли в железнодорожный буфет, выпили на прощание и решили: отцу надо возвра-щаться домой. Мы обнялись. «Прощай, сынок! Может, ещё встретимся!»- сказал отец. И мы, действительно, встретились, но только через долгих пять лет. Подошедший пассажирский поезд втянул меня в вагон, и через неделю пути я стоял перед высшим военным начальством. Но курсантом не стал, хотя знания, здоровье позволяли быть им. На мандатной комиссии я отказался от учёбы в пехотном училище, руководствуясь давним правилом комплектования: хвастуна – в кавалерию, лодыря – в артиллерию, дурака – в пехоту. Хвастуном быть мне не позволяла совесть, дураком – образование (почти месяц грыз высшие науки), ну а лень, как известно, родилась раньше нас. Поэтому и дал согласие служить рядовым в батарее боевого обеспечения этого же училища. Так я стал с этого дня и до конца своей жизни артиллеристом. Меня определили наводчиком 45-миллиметровой противотанковой пушки (на конной тяге).